Зыкин И. В.
аспирант
Социальный портрет рабочих
лесопромышленного комплекса Уральского
региона в 1930-х годах
(по
материалам предприятий механической обработки древесины)
В современной российской исторической науке направление «новая социальная история» является важным методологическим инструментом при анализе функционирования социальных групп в разные исторические периоды. Об этом свидетельствует повышение интереса ученых к различным проблемам социальной истории России. Особое внимание социальные историки в своих исследованиях уделяют истории Советского государства, в частности периоду 1920–1930-х гг., когда происходила кардинальная трансформация социальной структуры и системы общественных отношений.
Ключевой категорией «новой социальной истории», связанной с описанием общественного положения, прав и обязанностей людей, принадлежащих к различным социальным группам, является «социальный портрет». Эта категория подразумевает изучение внутренней организации и функционирования социальных групп, а также их взаимоотношений с социальной средой, жизненных путей и моделей поведения отдельных представителей группы, отношения к смене социальных ролей и другим социальным группам, стереотипов поведения и обыденного сознания[1].
Важную роль в развитии лесопромышленного комплекса Советского Союза[2], одной из главных задач которого являлось снабжение лесоматериалами и пилопродукцией военно-промышленного и строительного секторов народного хозяйства, сыграли преобразования периода индустриализации. Одним из наиболее интенсивно развивающихся в конце 1920-х – 1930-х гг. лесопромышленных комплексов стал Уральский регион. Он был наиболее перспективным в плане размещения предприятий по заготовкам, механической обработке и глубокой переработке древесины, занимая по Советскому Союзу первое место по освоению капиталовложений[3]. Интенсивно развивался передел по механической обработке древесины (лесопильно-деревообрабатывающее производство). В 1929–1932 гг. здесь вошло в строй 62 предприятия и несколько производств было реконструировано[4], в 1933–1937 гг. – еще 67[5]. На 1 января 1936 г. только в Свердловской области насчитывалось 97 предприятий по механической обработке древесины с почти 8 тыс. рабочих[6].
В данной статье рассматриваются особенности социального портрета рабочих лесопромышленного комплекса Уральского региона в 1930-х гг., занятых на предприятиях по механической обработке древесины. В отличие от передела заготовки лесных ресурсов, предприятия по механической обработке древесины работали бесперебойно, и в 1930-х гг. здесь были сформированы стабильные производственные коллективы с незначительным уровнем ротации рабочих.
Основным источником для описания социального портрета рабочих лесопромышленного комплекса Уральского региона 1930-х гг. являются, прежде всего, их личные карточки. Эти материалы доступны для исследователя, поскольку большинство предприятий прекратило свое существование, и материалы переданы в местные архивы. Нами были проанализированы личные карточки уволенных рабочих Черноярского[7] и Верхотурского[8] лесопильных заводов, расположенных в Северном Зауралье, одних из наиболее крупных предприятий по механической обработке древесины лесной промышленности Урала.
После закрытия Черноярского лесопильного завода сохранились личные карточки рабочих уволенных в 1939–1940 гг. Всего их 97, уровень сохранности – высокий. Для обработки результатов была создана сложная таблица, включающая следующие параметры: 1) фамилия, имя, отчество; 2) пол; 3) год рождения; 4) место рождения; 5) национальность; 6) общий трудовой стаж; 7) социальное происхождение; 8) основная профессия; 9) принадлежность к профессиональному союзу; 10) принадлежность к партийным организациям; 11) наличие избирательного права; 12) уровень образования; 13) место выбытия; 14) время поступления на предприятие; 15) время работы; 16) причина увольнения; 17) цех или подразделение предприятия; 18) должность. Всего было обработано 55 личных карточек рабочих.
О рабочих Верхотурского лесопильного завода сведения далеко не полные. Сохранились личные карточки уволенных, начиная с 1960 г. Однако в источниковом комплексе есть сведения о тех, кто работал в 1930-х гг. Было обнаружено и обработано 25 карточек. В таблицу включены следующие параметры: 1) фамилия, имя, отчество; 2) пол; 3) год рождения; 4) место рождения; 5) национальность; 6) общий трудовой стаж; 7) основная профессия; 8) уровень образования; 9) время поступления на предприятие; 10) цех или подразделение предприятия; 11) должность. Ряд параметров нами был исключен, поскольку соотнести их с периодом 1930-х гг. не представляется возможным.
На Черноярском и Верхотурском лесопильных заводах трудилось около 800 рабочих. То есть доля личных карточек от численного состава рабочих составляет 10 %, и сведения этого источникового комплекса могут быть распространены на производственные коллективы предприятий лесопромышленного комплекса Уральского региона. Личные карточки рабочих Черноярского лесозавода в основном относятся к 1939–1940 гг., поэтому все расчеты будут привязаны к этому периоду. Проанализировать социальный портрет рабочих лесопромышленного комплекса на протяжении 1930-х гг. помогут также источники личного происхождения и архивные материалы.
Как уже отмечалось выше, лесопромышленный комплекс Уральского региона интенсивно развивался в конце 1920-х – 1930-х гг. Ситуация конца 1930-х гг. характеризовалась проведением технико-технологической модернизации предприятий и формированием стабильных производственных коллективов. Поэтому социальный портрет рабочих лесопромышленного комплекса отражает результат трансформации социальной структуры и системы общественных отношений, помогает понять к формированию каких характеристик, в целом облика рабочих привели коренные преобразования.
На большинстве реконструированных и построенных предприятий лесопромышленного комплекса Уральского региона наблюдался кадровый кризис, который решался следующими способами:
- мобилизация трудовых ресурсов на строительство производственных объектов с последующим предоставлением рабочих мест на них;
- вербовка (как на постоянное трудоустройство, так и временное, для выполнения сезонных видов работ);
- «организованный набор рабочей силы» (заключение договоров с колхозами по поставкам определенного количества работников на конкретный период времени);
- использование принудительного труда (спецпереселенцев и заключенных).
Это обстоятельство обусловило весьма разнообразный состав производственных коллективов по месту рождения и прежнего проживания трудовых кадров. На Черноярском и Верхотурском лесопильных заводах примерно 28 % рабочих были выходцами из разных населенных пунктов, располагавшихся вблизи производств (Надеждинский, Гаринский, Верхотурский, Новолялинский районы); по 12 % рабочих прибыли из районов Свердловской области (в современных границах) и других субъектов Уральского региона; по 10 % рабочих прибыли с Поволжья, Южной и Центральной частей страны, Украины. Более половины рабочих перед трудоустройством на Черноярский лесопильный завод уже работали в близлежащих районах (Надеждинский, Гаринский, Верхотурский, Новолялинский районы), пятая часть – в районах Свердловской области (в современных границах), незначительные доли – в Поволжье, Сибири, на Урале и Кавказе. Однако этому предшествовала миграция из различных районов СССР, вызванная ускоренной модернизацией.
Большинство из тех, кто прибыл на предприятия из разных регионов государства, являлись спецпереселенцами (выселенными в период «раскулачивания»). На протяжении 1930-х гг. их доля в производственных коллективах колебалась от 20 до 30 %. Спецпереселенцы формально сохраняли статус полноценных граждан СССР, за исключением возможности реализации избирательных прав и права покидать установленное государством место жительства. Поэтому уровень ротации среди них был невысоким. Увольнялись они, как правило, в связи с учебой или достижением совершеннолетия.
Немалую часть производственных коллективов составляли сезонные рабочие. В основном это были жители окрестных сельских населенных пунктов, которые устраивались на период транспортировки древесины к предприятиям, а затем, через один-три месяца увольнялись. Остальные являлись кадровыми рабочими, стаж которых превышал пять лет. Очевидно, что предприятия лесопромышленного комплекса Уральского региона, несмотря на мероприятия Советского государства по обеспечению приоритетных отраслей народного хозяйства рабочей силой, по-прежнему зависели от поступления кадров из других регионов страны.
Важным моментом в формировании производственных коллективов было выстраивание отношений заводоуправлений с «вольными» рабочими, спецпереселенцами и сезонными рабочими. Политическая подоплека ссылки и особый режим проживания спецпереселенцев формировали негативное отношение к ним, как «врагам народа». К середине 1930-х гг. отношение к ним изменилось. Этому способствовали как общественно-политические процессы, так и необходимость повышения эффективности труда. Мужчин и женщин, имевших опыт механической обработки древесины, принимали на более «престижные» профессии. Трудпоселенцы переходили на «стахановский метод работы», включались в программы по повышению квалификации и получению дополнительных специальностей. Как отмечали они сами, «к работе относились добросовестно, старались следовать девизу соцсоревнования «держать в ажуре работу»[9]. Такой подход к выполнению трудовых обязательств реабилитировал их в качестве инициативных и ответственных работников в глазах коллег и руководящих кадров.
Отражением территориального состава производственных коллективов является их социальный состав. Большинство рабочих, прибывших из Украины и Белоруссии, центрального и южного регионов страны, были спецпереселенцами, то есть бывшими «крестьянами-кулаками» и «крестьянами-середняками» (около 48 %). Рабочие, переехавшие в поселки Верхотурского и Черноярского лесопильных заводов из близлежащих к ним районов (Надеждинский, Гаринский, Верхотурский, Новолялинский районы), происходили или являлись главами семей крестьян (21 %) и рабочих (31 %).
В большинстве случаев рабоче-крестьянское происхождение давало человеку реальную возможность получить профессиональное образование и занять «престижную» должность. Например, лица рабочего происхождения работали на предприятиях лесопромышленного комплекса электромонтерами, шоферами, бухгалтерами. Бывшие крестьяне, которые не всегда могли получить образование, «благодаря» своему происхождению трудились пожарными, рамщиками, слесарями низкой квалификации.
Однако не всегда принадлежность к титульной социальной группе предоставляла шанс на занятие «престижной» должности и получение более высокой заработной платы. Особенностью лесопромышленного комплекса в конце XIX – первой половине XX в. являлось то, что отрасли не требовалось большое число квалифицированных специалистов. Лесная промышленность долгое время не подвергалась системной технико-технологической модернизации, и в 1930-х гг. люди с умениями механической обработки древесины могли легко трудоустроиться. Не случайно на анализируемых предприятиях почти половина рабочих имела профессии, не требующие квалификации и профессионального обучения (плотники, чернорабочие, сплавщики, бракеры).
Рабочие, имевшие определенный уровень профессиональной подготовки, занимали более «престижные» должности. Они трудились электромонтерами, шоферами, рамщиками, токарями, бухгалтерами, механиками, кузнецами. В этом отношении показателен уровень образования рабочих. В 1939–1940 гг. на Верхотурском и Черноярском лесопильных заводах насчитывалось примерно 18 % неграмотных, 54 % лиц с образованием от 1 до 4 классов (начальное); 28 % – от 5 до 7 классов (среднее). Рабочие, трудившиеся на предприятиях более года, были охвачены системой профессионального обучения, повышения квалификации и переподготовки. В 1929 г. в поселке Новая Ляля был открыт лесотехнический техникум для обучения специалистов последующей их работы на предприятиях лесопромышленного комплекса. Он функционировал до 1935 г.[10]
Непосредственно на предприятиях лесопромышленного комплекса все неграмотные и малограмотные рабочие были охвачены ликбезом и школой малограмотных, проходили краткосрочные двухмесячные курсы. Так, на Верхотурском лесопильном заводе плановое техническое обучение рабочих было организовано уже с 1932 г. За первое полугодие 1933 г. повысили квалификацию восемь рамщиков и подрамщиков, два машиниста и помощника, три бракера, четыре пилоправа, пять кочегаров, шесть обрезчиков. В последующие годы широко практиковалось повышение квалификации через организацию профессиональных кружков на предприятии[11].
Членство в профсоюзе, ВЛКСМ, ВКП (б) сулило рабочим порой больше различных выгод и привилегий, нежели даже семиклассное образование и профессиональная подготовка. Так, в 1939 г. на Черноярском лесопильном заводе 23 % рабочих являлись членами профсоюза, 7 % – членами ВЛКСМ со стажем в среднем от 3 до 7 лет. Они работали на «престижных» должностях в заводоуправлении, подразделениях непроизводственного назначения (например, в клубе), в цехах.
Однако многое зависело от качеств и способностей людей. На Черноярском лесопильном заводе более двух пятых рабочих ранее трудились на лесозаготовительных предприятиях, около 10 % – на предприятиях по механической обработке древесины. Это также давало людям определенную возможность занять «престижную должность» и стать кадровым рабочим. В то же время примерно 15–20 % тружеников рабоче-крестьянского происхождения имели профессии, не требующие квалификации и специальной подготовки, что подтверждается сведениями личных карточек рабочих.
Таким образом, на получение человеком «престижной профессии и должности» влияли четыре фактора: социальное происхождение, прежнее место работы, уровень образования, членство в профсоюзных и партийных органах. Конечно, в большинстве случаев социальное происхождение было определяющим фактором, влияющим на судьбу человека, но не гарантом успешного карьерного роста и относительно высокого уровня жизни.
Зависимость профессии человека от социального происхождения и уровня образования в 1930-х гг. на предприятиях лесопромышленного комплекса выразилась следующими цифрами. В 10 из 39 случаев (26 %) занятие «престижных» (спецпоселенец трудился рамщиком) или «непрестижных» (человек с пролетарским происхождением выполнял функции чернорабочего) должностей не было следствием социального происхождения. Подобные ситуации возникали в силу различных условий и обстоятельств: уровня образования, наличия опыта механической обработки древесины, способности обучаться, осваивать передовую технику и технологии, а иногда просто случайно, «по-знакомству». Человек с начальным образованием мог работать электромонтером, электротехником или токарем и, наоборот, со средним образованием – сплавщиком или пастухом (несоответствия между профессией и уровнем образования имелись в 26 % случаев).
Труд на предприятиях лесопромышленного комплекса был физически тяжелым. Это отражалось на возрастной структуре коллективов производств. В 1940 г. на Черноярском и Верхотурском лесопильных заводах трудилось примерно 17 % рабочих в возрасте до 20 лет; 49 % – в возрасте 20–30 лет; 26 % – в возрасте 30–40 лет; 10 % – старше 40 лет. Для многих молодых людей работа на предприятиях лесопромышленного комплекса была стартом во взрослую жизнь. Отрасль всегда испытывала дефицит кадров, поэтому трудоустроиться было несложно, особенно на должности, не требующие профессиональной подготовки, квалификации. Однако большинство рабочих не выдерживали тяжелых нагрузок и покидали предприятия либо через несколько месяцев, либо через максимум один-два года. Наиболее выносливые рабочие трудились до 40–45 лет.
На предприятиях лесопромышленного комплекса Уральского региона был высоким процент использования женского труда. К примеру, в переделе по механической обработке и глубокой переработке древесины Свердловской области процент занятости женщин в производстве и управлении составлял в 1937 г. 40,5 % к общему числу рабочих[12] (в 1929 г. – 17,5 %)[13]. Данная тенденция подтвердилась также на локальном уровне. Из проанализированных личных карточек рабочих Черноярского лесопильного завода 36 % принадлежат женщинам. Активное привлечение женщин для работы на производстве началось с конца 1920-х гг. Часть женщин попала в производственные коллективы предприятий лесопромышленного комплекса в связи с «кулацкой» ссылкой, т.е. принудительно, другая часть трудоустраивалась под нажимом идеологии и с осознанием неудовлетворенности уровнем жизни своих семей. Возрастная структура женщин, занятых на предприятиях лесопромышленного комплекса, мало отличалась от возрастной структуры мужчин. В возрасте до 20 лет трудилось 16 % женщин, от 20 до 30 лет – 48 %, от 30 до 40 лет – 32 %. Женщины работали на самых разных должностях, преимущественно на вспомогательных (чернорабочие, телефонистки, уборщицы, сторожи), и управленческих (бухгалтеры).
С возрастной структурой производственных коллективов коррелируется распределение рабочих по общему трудовому стажу. В 1939–1940 гг. 19 % рабочих имели трудовой стаж до 1 года; 23 % – от 1 до 5 лет; 42 % – от 5 до 10 лет; 18 % – свыше 10 лет. Однако на анализируемых предприятиях лесопромышленного комплекса большинство из уволенных рабочих проработали не более года. Они, как правило, являлись сезонными рабочими. В этом отношении показательно, что на Черноярском лесопильном заводе в 1939–1940 гг. из числа уволенных около двух третей рабочих были приняты в мае-июле, в период сплавных работ. Зато по данным на 1940 г., на этом же предприятии 27 % работали с 1938 г. и только 8 % трудоустроились ранее 1938 г. Если рассмотреть количество дней, отработанных на Черноярском лесопильном заводе уволенными рабочими, то 60 % из них трудились до 100 дней, 15 % от 100 дней до одного года, 18 % – свыше одного года.
Значит, большая часть людей не задерживалась на лесопильных заводах более года. Виной этому были следующие факторы: характер функционирования предприятий (до четверти рабочих требовалось для выполнения сезонных работ), необходимость получения стажа и опыта работы, низкий уровень заработной платы, неудовлетворительные условия проживания. Увольнялись не только сезонные рабочие или рабочие без квалификации. Среди покинувших предприятие в 1939 г. шофер, электротехник, подрамщик, слесарь, помощник бухгалтера.
Таким образом, основную часть рабочих предприятий лесопромышленного комплекса мы не можем считать кадровыми рабочими. Рабочих, трудившихся не менее пяти лет без перерыва на одном производственном объекте[14], имелось только около одной десятой от численности производственных коллективов. Конечно, данная цифра может быть увеличена при условии наличия стажа свыше пяти лет в целом в промышленном производстве, однако незначительно. В 1930-х гг. социальная группа рабочих, несмотря на формирование стабильных производственных коллективов, в лесопромышленном комплексе не была полностью сформирована ввиду незавершенности технико-технологической модернизации предприятий и создания приемлемой для постоянного проживания инфраструктуры.
Теперь более подробно проанализируем, почему многих рабочих лесопромышленного комплекса не устраивали условия проживания и труда на предприятиях, следствием чего являлся высокий уровень текучести рабочих кадров. М. А. Фельдман выделял два периода всплеска текучести в Уральском регионе: в начале 1930-х гг. и в 1937–1939 гг.[15] На Черноярском лесопильном заводе с числом рабочих 400 человек (временные и кадровые рабочие, служащие, инженерно-технические работники) в 1939 г. уволились 49 человек, в 1940 г. – 48. То есть даже в предвоенный год, когда принимались нормативные акты о запрете рабочим покидать предприятия, уровень текучести оставался высоким, более 10 %. При этом в 1939–1940 гг. значительная часть рабочих (44 %) уволилась с предприятия по собственному желанию; четвертая часть – по причине прогула; 13 % – по причине переезда в связи с учебой или окончанием учебы на предприятии. По линии НКВД и по приказам директора Черноярского лесопильного завода было уволено за два анализируемых года всего 10 % рабочих.
Если распределить совокупность уволенных по цехам и подразделениям Черноярского лесопильного завода, то в 1939 г. наиболее высокий уровень ротации рабочих наблюдался на бирже сырья (7 человек), бирже пиломатериалов (4 человека), в распиловочном цехе (5 человек), в службе охраны (7 человек). В следующем году ситуация несколько изменилась: 14 человек уволились с биржи сырья, 6 человек – из службы охраны. Увольнение рабочих из цеховых подразделений было связано с тяжелым физическим трудом (только за два анализируемых года предприятие покинули 18 чернорабочих). Чернорабочие изначально принимались как сезонные, но не все среди них выдерживали работу в условиях, близких к экстремальным (высокий уровень травматизма, смертей). Чернорабочие жили в бараках, продукты питания приобретали в столовых и магазинах, своих хозяйств не имели. Увольнение охранников (за два года – 10 человек) было связано с невысокой оплатой труда и большой ответственностью за охраняемое имущество. В 1940 г. средняя начисленная заработная плата рабочих цеховых подразделений Черноярского лесопильного завода составляла 250–400 рублей, а охранников – 175–250 рублей[16].
С какими проблемами сталкивались рабочие, что побуждало их так быстро покидать производство? Большая часть предприятий лесопромышленного комплекса Уральского региона была расположена в зоне недостаточно развитой инфраструктуры (в лучшем случае, выход к реке или железнодорожной ветке), что обусловливало перебои со снабжением производств материальными ресурсами и продовольствием. В совокупности с организационно-экономическими особенностями функционирования лесопромышленного комплекса это создавало для рабочих ряд серьезных проблем:
- высокий уровень болезней, травм, смертей (неудовлетворительное снабжение продовольствием, низкокалорийное питание, ошибки в работе с передовой техникой);
- неприспособленность к выполнению наиболее трудоемких работ (недостаток умений сплава, сортировки-погрузки древесины);
- высокие нормы выработки (выполнить и перевыполнить их можно было в условиях удовлетворительного снабжения и эффективной организации работ).
Если рабочий мог решить эти проблемы, был физически вынослив и обладал умениями по работе с древесиной, тогда он трудился на предприятии продолжительное время (более года). Остальные, в том числе сезонные рабочие, покидали производство, прежде всего, по причине тяжелых физических нагрузок.
Важным фактором продолжительного труда рабочих на предприятиях лесопромышленного комплекса был уровень заработной платы. На производствах трудились спецпереселенцы и «вольные» рабочие, и, естественно, в первые годы ссылки разница в их зарплатах был заметной. Только к 1933 г. заработная плата спецпереселенцев была уравнена с заработной платой «вольных» рабочих и стала определяться не только выполнением производственных заданий, но и индустриальной важностью промышленных предприятий[17]. Различия в заработной плате в 1930-х гг. были также связаны с уровнем квалификации рабочих и их участием в разных формах соцсоревнования. Тем самым на предприятиях формировался слой рабочих, получающих зарплату в два-три раза выше, чем основная часть производственного коллектива. Кадровым рабочим выплачивались за выполнение «особо важных» производственных заданий премии до 20 % к окладу, надбавки к зарплате до 25 % за выслугу лет, в счет оплаты коммунальных услуг. Всем рабочим оплачивались сдельные и сверхурочные работы, труд в ночные смены[18]. Однако среднемесячная заработная плата рабочих предприятий по механической обработке и глубокой переработке древесины по Советскому Союзу хотя и увеличилась за 1937–1940 гг. с 200 до 283 руб.[19], все же отставала от темпов роста заработной платы в горнодобывающем, металлургическом, химическом комплексах на 25–35 %.
По мнению уральских историков С. П. Постникова и М. А. Фельдмана, неправомочно причислять к реальной заработной плате рабочих стоимость бесплатно предоставляемого помещения, бесплатного отопления, освещения, канализации, расходов на содержание фабрично-заводских училищ, санаториев, детских садов и яслей, благодаря чему официальные органы завышали величину заработной платы в среднем на 30 %[20]. К примеру, на Черноярском лесопильном заводе в 1940 г. (данные за май и июнь) средняя начисленная заработная плата рабочих, служащих и ИТР разных подразделений составляла 442 рубля, а реально выданная на руки зарплата в среднем составила 250 рублей[21]. Таким образом, действие материальных стимулов к труду также не оказывало положительного влияния на формирование стабильных производственных коллективов.
Далее проанализируем условия жизни рабочих в поселениях, подведомственных предприятиях лесопромышленного комплекса. Формирование поселенческой сети в 1930-х гг. было связано с интенсивным развитием отрасли и политикой Советского государства, направленной на освоение северных территорий. Массовое использование принудительного труда в отрасли также обусловило специфику размещения, планировки и застройки населенных пунктов. В поселенческой сети формировались и параллельно друг другу развивались следующие структурные компоненты: рабочие поселки для «вольных» жителей и спецпоселки.
Бесспорно, повседневная жизнь спецпереселенцев, закрепленных за предприятиями лесопромышленного комплекса Уральского региона, в 1930-х гг. отличалась от жизни «вольных» жителей, а также ссыльных, проживающих в лесозаготовительных и лесосплавных поселках. Отличалась она и от декларируемых норм, завися по большей части от проводимых местными властями и хозяйственными организациями мероприятий, а также от природно-климатических условий. Фактически изменилась форма пространственной организации жизнедеятельности спецпереселенцев – теперь их жизнь протекала не в традиционной сельской местности, а в промышленном поселке со своими особыми ритмами функционирования.
В целом и «вольные» рабочие, и спецпереселенцы сталкивались с массой бытовых (обустройство жилья, питание, уход за детьми) и производственных проблем (высокие нормы выработки, неудовлетворительное снабжение). Члены семей, не занятые на производствах лесопромышленного комплекса и сельскохозяйственных работах, занимались обустройством квартир, искали пропитание, готовили пищу, шили одежду. Спецпереселенцы-рабочие трудились буквально на износ, чтобы выполнить норму и получить паек в полном объеме.
Снабжение рабочих предприятий лесопромышленного комплекса, отнесенных к категории индустриальных производств, налаживалось в первой половине 1930-х гг. Оно осуществлялось тремя способами: первый – организованное снабжение через хозяйственные организации (когда объем снабжения зависел от эффективности труда рабочих и организации питания на предприятии); второй – развитие индивидуальных хозяйств («вольные» рабочие с большим стажем работы и спецпереселенцы разрабатывали небольшие приусадебные участки); третий – разные формы самоснабжения (кражи продуктов питания и овощей; сбор ягод, грибов, трав; попрошайничество).
Труд в лесопромышленном комплексе – один из наиболее тяжелых. Норма потребления в этом комплексе, по расчетам Е. Кабо (1923 г.), составляла 4065,2 ккал (третье место в перечне отраслей). При этом исследователь указывал, что «выведенные нормы потребления продуктов питания – минимальные и урезаемы быть не могут»[22]. Учитывая, что калорийность пайка составляла 1000–1100 ккал, необходимые продукты питания «вольные» рабочие и спецпереселенцы получали, главным образом, с индивидуальных хозяйств (2000 ккал, как минимум), а сезонные рабочие питались только за счет организованного снабжения, то проблема обеспечения продуктами рабочих предприятий лесопромышленного комплекса стояла остро на всем протяжении 1930-х гг.
Что касается получаемой спецпереселенцами заработной платы, на которую также можно было приобрести продукты питания в магазине, то ее значимость с каждым годом падала из-за роста цен и дефицита продовольственных товаров. Так, в 1932–1939 гг. общая стоимость набора продовольственных и непродовольственных товаров на Урале увеличилась в 4,8 раза, а заработная плата рабочих крупной промышленности Урала в 1932–1940 гг., по подсчетам уральских историков С. П. Постникова и М. А. Фельдмана, выросла в 4,3 раза, то есть покупательная способность населения снизилась[23].
К тому же сеть магазинов и ассортимент товаров в них были невелики, учитывая удаленность большинства поселков при предприятиях лесопромышленного комплекса от средних и больших городских поселений. Да и в целом работа магазинов была не на высоте, о чем, к примеру, сообщалось в газете Верхотурского района в 1939 г.: «В магазине Верхотурского лесопильного завода ощущается недостаток товаров первой необходимости: папирос, табака, мыла, часто продается недоброкачественный хлеб. Кроме того, продавец закрывает магазин на два-три часа в рабочее время. 19 июля она закрыла магазин в 12 часов дня, заставив 15–20 человек дожидаться ее прихода три часа»[24].
Поскольку предприятия по механической обработке древесины являлись конечными звеньями технологического процесса лесоэксплуатации, администрация предприятий, начиная с 1932–1933 гг., уделяла большое внимание жилищному строительству и материально-бытовому обеспечению рабочих поселков и спецпоселков, чтобы не допускать дефицита кадров и сбоев в функционировании системы лесопромышленного комплекса. Однако в 1930-х гг. развитие всего поселения при предприятиях лесопромышленного комплекса зависело от уровня благоустройства спецпоселков, так как требовалось в короткие сроки создать жилищную и социально-бытовую инфраструктуру для большого числа спецпереселенцев (превышавшего по численности население рабочих поселков).
В отличие от большинства лесозаготовительных спецпоселков, построенных в неблагоприятных физико-географических условиях (слабая несущая способность грунтов, заболоченная местность, отсутствие источников водоснабжения), места для спецпоселков при предприятиях по механической обработке и глубокой переработке древесины выбирались более тщательно, в непосредственной близости от предприятий и транспортных коммуникаций. Если в среднем по Уральской области в первые годы спецссылки на одного спецпереселенца приходилось около 2 м2 жилой площади[25] (в начале 1931 г. – всего 0,94 м2 жилой площади)[26], то в спецпоселке Верхотурского лесопильного завода в среднем на одного переселенца в 1931–1932 гг. приходилось 2–3 м2, в 1933–1934 гг. 3–4 м2
Понятно, что проживание в жилых домах и бараках было сопряжено с трудностями. До окончательного завершения строительства в квартиры домов заселяли по несколько семей. В бараках для заселения многодетной семьи комнаты иногда объединялись. Много места в квартирах занимала большая печь, которая не обеспечивала необходимый температурный режим. Спецпереселенцам приходилось устанавливать дополнительную «печь-буржуйку», чтобы хорошо прогреть жилище. Заготовка дров происходила в окрестных лесах, их недостаток компенсировался отходами лесопиления со складских площадок завода. Жители домов делали завалинки, обшивали стены, меняли пол[27].
Обстановка в домах, квартирах вольных жителей и спецпереселенцев практически не отличалась, ведь разница в их материальном положении была невелика. Люди спали на топчанах, расположенных вдоль стен, или на печи. Матрацы набивали сеном, подушки – пухом камыша. Столы были самодельными, вместо стульев – чурки. Занавески на окна изготавливались из широких бинтов, на которых выделывались различные узоры. Тем не менее, мероприятия населения и предприятий лесопромышленного комплекса по обустройству жилищ опережали по времени процесс нормотворчества государственных властей, направленного на улучшение санитарно-бытового обслуживания спецпоселков[28].
В спецпоселках при лесопильных заводах социально-бытовое строительство началось в 1932 г., через полгода после организации населенных пунктов. При выполнении этой задачи руководство предприятий преследовало цель удовлетворения также и нужд «вольных» жителей. Например, в поселке спецпереселенцев Верхотурского лесопильного завода «местные» пользовались услугами школы, фельдшерского пункта, яслей и детского сада. В рабочем поселке Верхотурского лесопильного завода клуб был построен еще в 1929 г., и спецпереселенцы пользовались его услугами. В 1932 г. открылась начальная школа, где преподавал один учитель. На собраниях женщин-спецпереселенок отмечалась необходимость открытия яслей и детской площадки для «воспитания детей в как политическом, так и физическом плане». Вопросы оплаты за посещение детьми яслей брало на себя заводоуправление[29]. В течение 1932–1935 гг. в спецпоселке открылись школа - семилетка, детский сад, ясли, фельдшерский пункт и коммутатор[30].
Предприятия брали на себя расходы по содержанию объектов соцкультбыта. Верхотурский лесопильный завод, к примеру, выделял средства для работы бани, прачечной, медицинского пункта, детского сада -яслей. Только в 1936 г. был устроен ларек, отремонтированы клуб, магазин и общежитие для рабочих, сделан пристрой к выстроенной в 1935 г. школе, возведено 10 двухквартирных домов, положено 1415 погонных метров тротуаров, насажены цветы у клуба, медпункта, квартир рабочих[31].
В условиях дефицита трудовых ресурсов руководство предприятий по механической обработке и глубокой переработке древесины целенаправленно развивало материально-бытовую базу рабочих поселков. Они отличались более высоким уровнем социально-бытового обслуживания, по сравнению со спецпоселками при предприятиях других отраслей. Тем не менее, особенности функционирования лесопромышленного комплекса, тяжелый физический труд, удаленность предприятий и поселков от индустриальных и административных центров, перебои со снабжением не позволили решить проблему формирования социальной группы кадровых рабочих. Большая ротация рабочих продолжалась и в последующие периоды.
Подводя итоги, отметим, что лесопромышленный комплекс – сложная система, подверженная влиянию, как природно-климатических, так и организационно-экономических, политических факторов. Чтобы отрасль эффективно функционировала, необходима ее систематическая модернизация и формирование социальной группы кадровых рабочих – профессионалов своего дела. В 1930-х гг. эта работа была далека от завершения, и эффективность работы лесопромышленного комплекса была невысокой. Показательно, что за 1930-е гг. Верхотурский и Черноярский лесопильные заводы выполнили и перевыполнили только половину годовых производственных программ. Мы согласны с мнением М. А. Фельдмана, что комплектование рабочих коллективов предприятий лесопромышленного комплекса, с низким уровнем механизации, заработной платы, фрагментарной социальной защитой, могло быть реализовано только за счет чрезвычайных мер[32].
Не случайно уральские исследователи С. Е. Алексеев и В. Д. Камынин отнесли к негативным следствиям индустриализации конца 1920-х – 1930-х гг. «ухудшение качественных характеристик промышленных кадров»[33]. В лесопромышленном комплексе Уральского региона это следствие проявилось в полной мере. Репрессивная политика государства, массовые миграции, незавершенность технико-технологической модернизации предприятий, неудовлетворительная жилищная и социально-бытовая инфраструктура и другие сопутствующие факторы стали причинами кратковременной трудовой деятельности людей на производственных объектах. Большинство рабочих было занято на тяжелых физических работах, а численность кадровых рабочих упала до незначительной отметки.
Пермский историк А. Б Суслов отмечал,
что «отношение
спецпереселенцев к труду в большинстве случаев мало отличалось от
отношения к
своим обязанностям других работников». Применявшиеся
материальные стимулы – питание
и зарплата – не являлись определяющими факторами невысокой
эффективности труда.
Они обусловливались слабой заинтересованностью управленцев в конечном
результате, что влияло и на отношение к условиям труда и жизни рабочих
и
спецпереселенцев[34].
На основе проведенного анализа можно
выделить несколько
моделей поведения рабочих, занятых в лесопромышленном комплексе:
- осознание своего «подневольного» положения и выбор пассивных форм неподчинения (работа «спустя рукава», непонимание получаемых распоряжений, безынициативность, мелкое воровство, невыходы по утрам и т. д.), при этом рабочие работали на предприятиях непродолжительный срок, поскольку увольнялись за прогулы и нарушения трудовой дисциплины;
- стремление получить любую работу, чтобы выжить, «свести концы с концами», было характерно для таких рабочих, которые, как правило, не имели профессиональной подготовки и квалификации, были готовы занять любую должность;
- стремление
достичь, благодаря имеющимся умениям и навыкам, индивидуальных успехов (занять должность в административном
или
инженерно-техническом персонале, стать квалифицированным работником или
стахановцем), характерно для рабочих, которые становились кадровыми и
впоследствии могли перейти работать на другое производство.
Предприятиям лесопромышленного комплекса, строившимся или реконструировавшимся практически с нуля, не имевшим полноценной жилищно-бытовой и социальной инфраструктуры, долгое время не удавалось сформировать прочные коллективы. Поэтому сложилось и стало нормой на долгие годы сосуществование двух путей привлечения рабочих: стимулирования труда и принуждения к труду. Это на определенное время в основном решило кадровую проблему отрасли. Однако к концу 1930-х гг. неудовлетворенность рабочих условиями проживания и труда вновь проявилась в повышении уровня текучести. Столь разнообразное сочетание характеристик рабочих, занятых в лесопромышленном комплексе, явилось результатом кардинальной трансформации социальной структуры и системы общественных отношений. Социальный портрет рабочих лесопромышленного комплекса вобрал в себя черты и качества крестьянского и рабочего населения страны, характеризующегося разным уровнем притязаний и отношением к труду и жизни. В 1930-х гг. было положено начало формированию социальной группы кадровых рабочих отрасли, и этот процесс в целом завершился только через несколько десятилетий.
[1] Кириллов В. М. Теория и методология истории : Уч. пос. Нижний Тагил: Нижнетагильская гос. соц.-пед. академия, 2005. С. 113.
[2] Антонова Н. Е. Лесная политика: теория и применение // Пространственная экономика. 2010. № 2. С. 44–45. Автор выделяет основные виды деятельности в рамках лесного комплекса – лесное хозяйство и лесопромышленная деятельность (лесопромышленный комплекс), в которой выделяются три передела: заготовка древесины и недревесных ресурсов; их физическое преобразование (механическая обработка); химическое преобразование (глубокая переработка лесных ресурсов).
[3] Бакунин А. В. Индустриализация // Уральская историческая энциклопедия. Изд. 2-е. Екатеринбург: Изд-во «Академкнига», 2000. С. 229.
[4] История развития лесной промышленности Среднего Урала / Сост. М. Ф. Маслюков. Екатеринбург: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1997. С. 95.
[5] Бакунин А. В., Бедель А. Э. Уральский промышленный комплекс. Екатеринбург: УрО РАН, 1994. С. 120.
[6] Из сведений Свердловского областного управления народнохозяйственного учета о развитии промышленности области на 1 января 1936 г. // История индустриализации Урала: документы и материалы. 1933–1937. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1983. С. 179–180.
[7] Архивный отдел администрации Серовского городского округа (АОАСГО). Ф. Р-482. Оп. 2-л. Д. 1; 2.
[8] Архивный отдел администрации городского округа Верхотурский (АОАГОВ). Ф. 56.
[9] Записано со слов Т. А. Вишняковой. – 2007. – 6 февраля // Архив автора.
[10] Кожевников М. А. Целлюлозно-бумажный комбинат. История. Новая Ляля, 1978. С. 84–85.
[11] АОАГОВ. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1. Л. 5.
[12] Сведения Свердловского областного управления народнохозяйственного учета о численности женщин среди рабочих и учеников в промышленности области на 1 июля 1937 г. // История индустриализации Урала: документы и материалы. 1933–1937. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1983. С. 263.
[13] История индустриализации Урала (1926–1932 гг.) / под ред. В. Н. Зуйкова (гл. ред.), В. В. Фельдмана, И. И. Бабикова. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1967. С. 56, 64.
[14] Постников С. П., Фельдман М. А. Социокультурный облик промышленных рабочих России в 1900–1941 гг. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. С. 8.
[15] Кармазин А. С. Историография социальной политики советского государства в отношении рабочего класса Урала в 1921–1941 гг. (на материалах Уральского региона) : Автореферат дис. … канд. ист. наук. Тюмень, 2006. С. 25.
[16] АОАСГО. Ф. Р-482. Оп. 3-л. Д. 2; 3.
[17] Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. С. 92–93.
[18] АОАСГО. Ф. Р-482. Оп. 3-л. Д. 2; 3.
[19] Постников С. П., Фельдман М. А. Указ. соч. С. 79.
[20] Там же. С. 64.
[21] АОАСГО. Ф. Р-482. Оп. 3-л. Д. 2; 3.
[22] ГАСО. Ф. Р-241. Оп. 1. Д. 798. Л. 10-19.
[23] Постников С. П., Фельдман М. А. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900–1941 гг.). Екатеринбург: УрО РАН, 2006. С. 168–169, 179–180.
[24] Новая жизнь. 1988. 21 мая. С. 2.
[25] Мазур Л. Н. Край ссылки: особенности формирования и развития системы расселения на Урале в 1930–1950-е гг. // Документ. Архив. История. Современность. Вып. 2. Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. ун-та, 2002. С. 189.
[26] Кириллов В. М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала. 1920-е – начало 1950-х гг. В 2-х ч. Ч. 1. Нижний Тагил: Урал. гос. пед. ун-т; Нижнетагильский гос. пед. ин-т, 1996. С. 138.
[27] Записано со слов Буркица Н. И. (Скрипник). – 2008. – 13 января // Архив автора.
[28] См. подробнее: Зыкин И. В. Формирование стратегии выживания спецпереселенцев // Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия. Ученые записки. Общественные науки / Отв. ред. О. В. Рыжкова / Нижний Тагил. Нижнетагильская гос. соц.-пед. академия. Нижний Тагил, 2011. С. 190-196.
[29] АОАГОВ. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.
[30] Дерябин К. История Верхотурского лесозавода // Новая жизнь. 1990. 4 ноября. С. 4.
[31] АОАГОВ. Ф. 56. Оп. 1. Д. 18. Л. 5-6.
[32] Фельдман, М. А. Рабочие крупной промышленности Урала в 1914–1941 гг. (численность, состав, социальный облик) : Автореферат дис. … доктора ист. наук. Екатеринбург: УрГУ, 2001. С. 33.
[33] Алексеев С. Е., Камынин В. Д. Индустриализация как фактор модернизации Урала в конце 1920-х – 1930-е гг.: взгляд современных историков // Урал в контексте российской модернизации : Сб. ст. Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2005. С. 33.
[34] Суслов А. Б. Спецконтингент в Пермском крае в конце 20-х – начале 50-х гг. XX в. : Автореферат дис. … докт. ист. наук. Екатеринбург, 2004. С. 15.